Книга Теней.

Скрипучая, старая калитка медленно закрылась за спиной девушки, словно отрезая её от внешнего мира в этот дождливый,темный и унылый вечер. Тяжелое серое небо,окрашенное по краям в фиолетово-желтые цвета висело над головой,словно маятник.Облака и черные дождевые тучи бежали по нему,ускоряя свой бег, замедляя его и вновь разгоняясь,словно забавляясь,играя друг с другом.
     За её спиной, за оградой, простиралось черное мертвое болото,в полумраке наступившего вечера неясные смутные тени мелькали на нем, то появляясь,то исчезая,то принмая очертания маленьких лун и тускло светя во мгле,подобно болотным огням. Частые и холодные нити ливня падая сверху,отскакивали от желтого дождевика девушки.Каждый раз,как дождь задевал её, шум отдавался в ушах.Вода стекала по натянутому капюшону,падала на землю,превращая её в жидкую мерзкую кашу,неприятно хлюпающую под ногами. Девушка неверенно сделала всего один шаг и замерла, словно испугавшись чего-то.Она бросила взгляд наверх, на темное грозное покрывало шторма, накрывающее собой все побережье и добравшегося даже сюда.
      Было ли ей страшно? Да, она была испугана. даже более того, она была в диком ужасе, природу которого и сама бы не смогла объяснить. Но хуже всего был отнюдь не этот вяжущий страх, отнюдь. Хуже всего было то, что память,доселе ни разу не подводившая её, теперь упорно молчала.Она не помнила ни как очутилась здесь, ни почему. Пелена недавнего сна-такого глубокого и странного - была развеена странным голосом.Шепотом, который мог принадлежать равно как мужчине, так и женщине. Бесплотный тихий голос сказал ей: " Проснись,дитя!" ...И она проснулась, обнаружив себя в этом дождевике, стоявшей в начале угрюмой, мрачной аллеи, тянущейся в темноту. Если бы девушка оглянулась через плечо,она бы увидела  машину, стоявшую неподалеку. Её машину. Но даже увидев её, девушка просто бы пожала плечами,поскольку не помнила, чтобы она собиралась ехать куда бы то не было, не помнила, чтобы садилась за руль...память была девственно пуста.
     Протяжно стонал злой ветер. Он яростно хлопал неплотно прикрытой калиткой, словно желая сорвать её с петель в своей беспричнной ярости. Старое ржавое железо выло и скрипело, с грохотом ударяясь по ограде. Когда она ударилась первый раз, девушка сильно вздрогнула и резко повернулась на месте, стряхивая воду с лица. Но затем у неё вырвался вздох облегчения и она снова развернулась к аллее, нервно убирая за уши прилипшие к щекам выбившиеся из-под капюшона волосы. На шум дождя, вой ветра и на грохот дребезжащей калитки она уже не обращала никакого внимания.
       Сама аллея, состоявшая из древних вязов и нескольких рябин - все деревья были уже давно мертвы - шла строго прямо, и где-то впереди, за пеленою мрака,она разделялась. Небольшпая тропка вела сквозь глухую чащобу к семейному склепу, а главная дорога вела к дому. Это был двухэтажный широкий особняк, от которого сейчас остались лишь руины первого этажа. Весь второй уже многие-многие года назад разрушился от непогоды и ослабших за прошедшее время крепей.
     Казалось, проклятый дождь будет идти вечно. Девушка могла бы поклясться, что с каждой минутой он льет все сильнее и сильнее. Шум в ушах стал ещё громче и сильнее,от мокрой, проптанной земли вверх поднимался едва заметный пар и брызги летели, словно спружинив от почвы и стремясь попасть обратно в небеса. Вновь потерявшая память сделала шаг вперед, с трепетом глядя на костлявые изогнутые силуэты вязов,застывших в своем посмертии вечными памятниками.Их длинные изогнутые ветви висели над головой подобно пальцам чудовищной твари, так и норовящей ухватить за шею и отправить в свою вечно ненасытную пасть того глупца, что осмелится пройти под этими обанчиво-неподвижными сводами. .
      В просветах между тучами ещё проглядывало фиолетовое вечернее небо, стоял мягкий полумрак, становящийся, однако, с каждым часом все гуще и гуще, и постепенно даже последние кусочки мира, все ещё освещенные светом уходящего дня,потемнели и скрылись в пролегшей глубокой тени. Неприятная тишина, в которой ещё сильнее чувствуется одинчество,нагоняла тоску и печаль. И смутное беспокойство,нарастающее с приближением ночи, распускалась ярким цветком где-то внутри. Девушка начинала нервничать, хотя не произошло ничего, что могло послужить тому причиной. Ветер постоянно стремился сорвать с неё дождевик, поэтому она была вынуждена придерживать его озябшими руками, что бы он не улетел в заросли.Ей совсем не хотелось оставаться без защиты в этот вечер. Внезапно в её кармане громко и требовательно зазвонил мобильник. Дафна вскрикнула от ножиданности и сильно вздрогнула. Телефон продолжал звонить и звонить,до тех пор, пока она слегка дрожащей рукой не извлекла его из кармана плотно прлегающих джинсов и не нажала на кнопку приема звонка.
- Да? Алло? - она чуть согнулась и закрыла левое ухо рукой, чтобы шум не мешал ей разговаривать. В трубке молчали.
- Алло? Кто это? Я слушаю вас, говорите! - послышался какой-то странный звук, похоший не то на хрип, не то на вздох - и связь оборвалась. Дафна недоуменно уставилась на дисплей. Пустой...номер не высветился и список принятых звонков оказался так же пуст.Как будто никто не звонил. Девушка пожала плечами и убрала сотовый назад,отключив его вовсе. Затем она вздохнула, поглубже надвинула капюшон  и медленно пошла вперед, напоследок оглянувшись через плечо. Тени на болоте продолжали свой бешеный пляс, извиваясь, скручиваясь и вытягиваясь самым немыслимым образом. Тусклый свет, проникающий неизвестно откуда освещал унылые равнины, покрытые топью, где лишь изредко росла жалкая и слабенькая растительность.
      Дафна прошла десять метров, затем двадцать и вошла в аллею, кидая по сторонам настороженные взгляды больших карих глаз. Она старательно обходила безжизненно свисавшие на дорогу ветви, будто и впрямь опасаясь, что они схватят её. И все глубже и глубже уходила во тьму. Мерзкое ощущение того, что за её спиной кто-то есть постоянно заставляла её оглядываться, хотя раз за разом взору представлялась лишь пустая дорога,шаг за шагом тающая позади. Но когда она прошла уже более половины, ощущение чужого присутствия совсем рядом заставило её обернуться ещё раз.И там, у едва видимой отсюда, по-прежнему грохочущей на ветру калитки, она увидела...фигуру? Или то был лишь коварный обман тьмы? Кто знает, был ли это человек, но девушка своими собственными глазами увидела фигуру высокого незнакомцы в цилиндре.Он стоял,опираясь локтём на ограду и смотрел ей вслед.Несмотря на ураганный ветер полы его фрака оставались недвижимы. Лица Дафна не видела, но саму фигуру и одежду разглядеть смогла.В руках человека была длинная трость. Девушка изумленно протерла глаза, но когда она убрала руки от лица, у калитки уже никого не было...

Из-за нехватки времение сие-все что я успел написать, остальное допишу в течении ближайших дней. Прошу ваши мнения, пожелания-все как обычно.

Отредактировано Лив ( Ангел Смерти ) (2007-06-08 00:37:26)

Ревъёльскальден. Война мертвецов.

Предупреждение: все нижеследующие имена и события к истории отношения не имеют ровным счетом никакого.

Часть первая.

Глава первая.

Легонько покачивалось утлое суденышко на темных волнах Стикса. Длинен и долог был его путь сквозь пустынные берега разоренных миров, сквозь горящую плоть и черные туманы, оно упорно плыло и плыло вперед, рассекая волны. Ни единое дуновение сухого ветра не ударялось в черные борта. Ни единый выкрик птиц не потревожил мертвую тишину. Лодка плыла в абсолютной тишине, и только тихий плеск погружаемого в волны шеста нарушал её.
Стоящая на носу высокая, неказистая фигура в подранном балахоне, что-то бормотала себе под нос, отталкиваясь шестом от узких стен пещеры, в которой сейчас плыла лодка. Несмотря даже на низкие потолки и высокий рост, фигура умудрялась не задеть головой ни один из острых выступов. Сухие иссиня-черные руки крепко сжимали проеденное дерево, направляя жалкое судно по неведомому пути.
В лодке сидело несколько человек, не обращавших на фигуру и окружающую темноту никакого внимания. Они беззвучно переговаривались, сверкая глазами, бешено жестикулируя и постоянно толкая друг друга. Лодочник лишь иногда оборачивался на них, и тогда под капюшоном появлялась беззубая ухмылка, чтобы через миг испариться и смениться уже привычным бормотанием. Стикс был мертв, и нес свои маслянистые воды куда-то за грань всех известных миров. Лишь тот, кто сидел в Темном Дворце, знал, где эта граница. Лишь надевший на голову железную корону Тысячи Королей знал, куда низвергается река.
Над лодочкой загорелся мерный тускло-желтый огонь дымящего факела. Один из сидящих склонился над единственным здесь лежащим без сознания, прищурился, пытаясь разглядеть черты лица, и когда свет упал на худой, обтянутый кожей череп, тихо охнул, едва не уронив факел за борт. Остальные немедленно принялись шикать и пихать провинившегося. Лодочник прекратил грести, и, повернув уродливую голову, в упор глянул на человека. Тот вжал голову в плечи под этим взглядом, выжигающим душу. Лодочник поджал губы и по-прежнему молча, вытянул вперед раскрытую ладонь. Провинившийся пробормотал проклятие, и, вытащив из под бронзового нагрудника тетрадрахму, бросил её в протянутую руку.
Фигура холодно посмотрела на монеты, сжала пальцы, и деньги исчезли, как дым. Через секунду, как ни в чем не бывало, движение продолжилось вновь. Впереди уже можно было разглядеть высокий берег, густо поросший чахлым сосняком. Направо уходила длинная лента деревянных причалов, пустых и давным-давно заброшенных. На некоторых ещё оставались странные ящики, разорванные палатки. Кое-где валялись воинские шлемы, обломки копий.
Налево восходила высокая горная гряда, странным образом начинающаяся прямо у воды, и становящаяся выше с каждым стадием, пока вершины не упирались в пещерные своды. От самого берега начиналась мощеная плитами древняя дорога, поднимающаяся затем по холму, обвивающая его змей и уходящая ещё дальше, во тьму каменных углов и просторов. За сосняком виднелись перекошенные здания, явно заброшенный храм, покрытый бурыми пятнами, вытянутое и низкое здание, больше похожее на казармы и высокая башня, разрушенная до половины. У обвалившейся стены сиротливо стоял забытый кем-то таран.
Пещера была огромна. И лишь в самом верху зиял просвет, сквозь который вниз падали лучи мертвенно-зеленого света, и падал, медленно кружась, черный снег, сливающийся с чернотой стен. Свисали вниз неприятные, постоянно шевелящиеся корни деревьев, толстая склизкая трава покрывала склоны гор. И на вершине одой из них – огненное сияние, словно там восходило маленькое солнце.
Лодка бесшумно подплыла ближе, но, не доплывая до берега, остановилась. Старик-лодочник бросил шест прямо в воду, и развернулся, снова вытягивая руку. Сидящие прекратили толкотню, и нехотя полезли в кошели. Вскоре на ладонь старика посыпались оболы, тетрадрахмы, гидии, статеры, медные двучетники.
- Я разорен! - воскликнул тот, что невольно нарушил тишину пещер до того. Он по-прежнему сидел у борта, глядя перед собой мрачным и пустым взглядом. Когда пришла его очередь платить, он с ужасом обнаружил, что кошель пуст. Последнюю тетрадрахму он уже заплатил, и теперь не мог сойти на берег.
- Ты знаешь правила, Терентий – проскрипел лодочник, потряхивая монетами в сжатом кулаке – нет денег, нет прохода.
- Но Харон! – воскликнул несчастный, хватаясь за голову – я не могу вернуться!
- Нет денег, нет прохода – повторил Харон, теряя терпение – плати сейчас, или я отвожу тебя обратно.
- Но…. но как же…. – воин растерянно посмотрел на лодочника.
- Правила одинаковы для всех. И кроме того, ты мне должен вон за того юношу, что все ещё без сознания.
Харон указал узловатым пальцем на лежащего солдата, одетого в легионерские доспехи, измятые и покрытые изрядной долей собственной крови юноши. Мужчина бросил на него косой взгляд, однако ничего не сказал. Сидящие начали недоуменно переглядываться. Им уже давно полагалось быть на берегу, а не терять время здесь.
- У меня нет денег, чтобы заплатить тебе – воин опустил голову – я….я беден, как крыса, Харон. Ты же знаешь. Не мог бы ты…..
- Нет, не мог – нетерпеливо оборвал его старик – плати вдвое, иначе, мой дорогой, страж убьет тебя. Он никогда не пропустит тебя.
Один из сидящих, одетый как сенатор, поднялся, и подойдя к Харону, протянул тому четыре полновесных золотых. Глаза лодочника жадно загорелись при виде золота, и он вырвал их, как коршун, немедленно спрятав их на груди. Не каждый день, далеко не каждый, за путь тебе платят золотом.
- Я плачу за них – произнес высокий лысый сенатор с огромным шрамом поперек груди, кивком указывая на мужчину и легионера – пусть идут, Харон. Это не запрещено? – осведомился он.
- Нет….конечно нет – торопливо ответил перевозчик, отводя взгляд от странных глаз сенатора – бездонных, темных, притягивающих. Этот человек погиб страшной смертью.
Воин в удивлении воззрился на заплатившего. Он ещё никогда не слышал, а тем более не мог видеть, чтобы патриции расставались со своим золотом. Сенатор заметил взгляд, тепло улыбнулся легату. Не сказав больше не слова, легко спрыгнул в воду. Лодка несильно покачнулась, взлетели брызги, раздался плеск, и все затихло. Сенатор исчез под водой, словно его никогда и не было.
Ещё несколько человек последовали его примеру. Кто в одеждах крестьян, кто в кандалах раба, а кто и вовсе без всякой одежды – все они один за другим прыгали вниз, и исчезали. Спустя минуту, в лодке остались только мужчина, легионер, и бледная, невероятно худая девушка. Она сидела, подобрав к подбородку колени, и обхватив их руками. Длинные прямые волосы падали ей на лицо, скрывая его легкой завесой, темной фатой. За весь путь она единственная из всех, кто не произнесла ни слова, ни сделала ни одного движения. Когда Харон подобрал солдата и обнищавшего легата, она уже сидела здесь, все так же обхватив колени руками. Она была абсолютно нага, однако, казалось, собственная нагота её нисколько не заботит. Когда лодка почти опустела, легат рискнул бросить на неё осторожный взгляд. И только сейчас он заметил на её шее косой тонкий след от веревки.
- Ваш путь лежит на берег – буркнул Харон, вновь берясь за неизвестно откуда появившейся шест – судьба остальных лежит вдали от вас. Я доставлю до суши, но на большее не рассчитывайте - не понятно сказал лодочник.
Лодка вновь двинулась, развернулась параллельно суше и поплыла, на этот раз настолько тихо, что, сколько легат не прислушивался, он не мог уловить ни единого звука. Вокруг стало ещё темнее, резко похолодало. Оставив позади пристани и странный храм, они углубились дальше, пока вокруг из мглы не поднялись высокие и невыразимо прекрасные фьорды, поросшие высокими елями, над которыми кружились какие-то птицы. Пройдя в ущелье меж фьордами, лодка причалила к перекошенной лестнице, поднимавшейся прямо из воды. Снег густо покрывал ступени черным пеплом.
От холода у легата зуб на зуб не попадал. Он зябко кутался в нисколько не согревающий плащ, и бросал на юношу все более тревожные взгляды. Тот все никак не просыпался. Зато девушка, наконец, зашевелилась. Она вздрогнула и подняла голову. Все волосы почернели от снежинок, по обнаженному телу били яростные порывы внезапно поднявшегося ветра. Она поежилась, огляделась вокруг. Волосы по-прежнему скрывали лицо. След на шее посинел ещё больше и забился тонкой жилкой. Девушка всхлипнула, и её передернуло.
“ Должно быть, бедняжке все ещё больно” – сочувственно подумал легат, стараясь не смотреть на её тело. Его самого все ещё терзала боль под ребрами, которая, хоть и поутихнув, все ещё давала о себе знать.
Тем временем Харон заторопился, отбросил шест, ловко схватив с лестницы моток крепкой веревки, начал привязывать лодку к поднимающимся над пристанью сваям.
- Давайте-давайте, пошевеливайтесь – прикрикнул он, не отвлекаясь от своей работы – ваша дорога начинается здесь. А мне ещё надобно дождаться остальных.
Легионер слабо дернулся, и тихонько застонав, сделал робкую попытку пошевелиться. Это ему с трудом удалось. Легат бросился на помощь, опустившись на одно колено, и подхватив юношу, он помог тому подняться.
- Как ты, Августиан? – с тревогой спросил немолодой воин.
В ответ юноша бледно улыбнулся, и покачал головой, зашипев от боли.
- Вижу, вижу, эти поганые псы постарались. – Голос легата вдруг стал жестким и холодным – Но ничего, сын, ничего, все позади теперь. Обопрись о мою руку, нам надо спешить.
- Почему, отец? – спросил Августиан, едва переставляя ноги – и…и где же мы? Я…я не узнаю этих мест.
- Все вопросы будешь задавать потом, мальчик! – резко бросил Харон, заканчивая привязывать суденышко, и теперь нетерпеливо переступающего с ноги на ногу – идите! Чем быстрее вы отсюда исчезнете, тем лучше же для вас. Ну?
Легат молча кивнул, и помог сыну перебраться на лестницу. Выбравшись сам, он обернулся. Девушка нерешительно посмотрела на лодочника. Тот извлек откуда-то длинный и теплый, обшитый мехом плащ, и протянул его ей. Девушка поднялась, не пытаясь прикрыться, и не стесняясь чужих взглядов, и по-прежнему молча, завернулась в плащ. Её ноги оставались босы. Затем она медленно перешагнула на берег и встала рядом с легатом, глядя куда-то вдаль.
- Идите! – крикнул им Харон, придерживая капюшон, так и норовивший сползти под порывами ветра – идите, и не стойте долго на одном месте! Да будет Аид милостив к вашим душам!
- Пошли, отец! – с трудом проговорил солдат. Нестерпимая боль терзала его тело, но он пока терпел.
- Ты прав, Августиан, нам нельзя здесь оставаться. Пошли, ступай аккуратно, здесь легко упасть.
Постоянно поддерживая друг друга, они поднялись несколько раз, едва не поскользнувшись. Девушка призраком последовала за ними. Плащ трепетал на ветру, словно крылья чудовищной птицы – зелы.

Ничего хорошего...

"Сэнтинэль". Рассказ о двух душах, вечно убегающих от тьмы...

Она шла быстрым шагом, зябко кутаясь в легкую куртку.Темные улицы, где в окнах домов не горело ни единого огонька, осенний холод и мрачное небо над головой заставляло девушку идти всё быстрее.Тревожные мысли, с утра не покидающие её голову, сейчас очнулись и с новой силой начали свою круговерть.
      То и дело чудились ей тихие крадущиеся шаги за спиной, и тогда она,похолодев, резко оборачивалась,но заставала лишь мокрые от прошедшего недавно дождя камни мостовой.Где-то далеко перекрикивалась ночная стража, сонно делающая последний обход перед сменой караула.Медленно и неторопливо проплывали мимо кварталы за кварталами, темные, тонущие в предутреннем мраке.Многие из домов были заколочены навсегда.На ставнях висела красная тряпка.Чума.
      Многие года минули с тех пор, как эта болезнь убила почти всё население крохотного городка.Но до сих пор многие дома стояли пустые и заколоченные.И красные тряпки, разползшиеся и полусгнившие, всё ещё предупреждали живых-тут погуляла на славу старуха,никогда не устающая  махать своей косой. И каждый раз,когда взляд девушки косался этих останков старшного прошлого, её сердце подпрыгивало в груди и она тихонько всхлипывала,побыстрее отводя взгляд. Ангелу было больно видеть столько страданий, хрупкое её человеческое тело с трудом выдерживало тот груз, что черной аурой висел теперь над городом. Ненависть.Страх.Боль. Горечь потери.Эмоции, которые чувствовали умирающие в свой последний миг.
     Невидимые крылья девушки трепетали,когда тень этого груза ложилась на неё. Они, словно руки опытного врача,чувствовали всё зло,что творилось здесь, не важно, как давно это было. И когда она шла мимо одного из таких домов,из мрака вынурнули две высокие тени и четыре очень сильных руки затащили её в крохотный переулок, заканчивающийся тупиком.Один из них мощным ударом сбил её с ног,навалился на неё, коленом раздвинул ей ноги и прижал её руки к земле.Всё произошло настолкьо быстро, что девушка не успела даже вскрикнуть.Второй в это время склонился над ней и схватил её за горло, а второй рукой извлек из-под серого плаща короткий черный меч, который неприятно блестел в темноте.
-Ссс..поппалась, Страж, попалась мышка в клетку-ссссс... - злобно прошипел тот, что лежал сейчас на ней,удерживая девушку - долго мы ждали тебя,долго-ссс...но ожидание того стоило,ахсс? - он улыбнулся ангелу и она увидела огромные острые клыки, которые были у него во рту.Глаза человека горели холодным синим пламенем и лицо было словно размытое.Все черты смазывались и расплывались,были нечеткими и зябкими, как наваждение в пустыне.
     Вторая тень в это время занесла меч над головой.Первый чуть подался назад и проскрипел:
  - Будет ли у тебя последнее желание, о Светлый Страж? Или ты предпочтешь-ссс...умереть молча, как умирали уже девять тебе подобных?
Она хотела сказать что-то, но слова застряли у неё в горле.За те несколько секунд, что прошли на самом деле, у неё в голове пронеслись тысячи тысяч мыслей,но только сейчас пришло осознание того, что это-конец, что дальше небудет ни жизни,ни крыльев.Не будет ничего. И дикий ужас, не знакомый смертным,затопил сознание.Ужас перед смертью,перед бездной, куда не каждый отважится заглянуть, воцарился в глазах Стража. Тень заметила это и самодовольно улыбнулась.
- Боишшшься...этоссс хорошосс...страх ослабляет...-он облизнулся - значит, ты умрёшь молча.
Он кивнул второму.
-Приступай - но едва только меч начал своё движение к горлу девушки, как в тенях проулка мелькнула чья-то тень, послышался шорох,топот,чей-то громкий возглас и странный стук.Обе тени замерли на месте.Меч завис всего в сантиметре от плоти...

Непременно будет,как руки дойдут

Пыль кружится в танце ветра,завывают волки где-то,трон покошен и упал-и король на нем пропал.Нет царя-и нет надежды,нет короны-счастья нет.Не создадут они соборы,и мосты не возведут,их деянья презренных в реке теченья пропадут.Их нет-и нет их слуг,нет больше власти,наслаждайтесь же свободой вы до сласти.Трудно свыкнуться с собой-приказов нет-нет палачей,ты себе теперь приказчик.
Власть сжирает,власть сгнивает,доедает до конца душу тех,кто цену знает,кто все продал за гроши.Их душа теперь сгорает,от неведомой тоски,но тоска их будет вечна,потому,что там-куски.Куски души,куски надежды,куски-как порванной одежды,не хватает чтоб прикрыть,то что выплоло наружу,то что жаждет всех сгубиить.
Вы же,люди,вы танцуйте,вы пляшите,напивайтесь до конца-тем кто рядом были дорога ясная видна.Нет там власти никакой,нету слуг и нет рабов.И спадет с вас плоть стальных оков и ветер песню пропоет.Пусть же путь вас не затмится под окровавленной луной,пусть вам ангелы приснятся-и поведут в последний бой.....

Сорвана с лица надменности маска,
Невесомая,легкая но сгнившая шаль.
О,ты поверь-мне тоже было жаль,
Что ты бледна,с лица сошла вся краска?
Что так тебя заботит?
Быть может-тихий шум?
Или за окном стоящий грум?
Но подозрения презренный не наводит.
Так что ж с тобой стряслось?
Ты почему дрожишь,как под дождем?
Ты можешь ждать-так подождем,
Пока узреть ошибку эту,нам не довелось.
Ты так тиха,ты шепчешь что-то,
Испуг застыл в твоих глазах,
Ты вся горишь-но есть ли это страх?
Тебя трясет и лихорадит,глаза твои красны от слез.
Тихо,тихо,успокойся,
Обо всем мне расскажи,
Да всю правду доложи.
Ты кого боишься так?
Я с тобой,пока с тобою,
Я храню твой сна покой.
Я смотрю в горящи очи
И вижу опыт вековой.
Но ты ли это?Что за взгляд?
Ты почему так странно смотришь?
Что ты там у неба просишь?
И почему мой друг уж мне не рад?
Что с тобою просисходит?
Что ж ты мечешься во сне?
Что ты так кричишь оттуда мне?
Где твой дух покой находит?
Плохо помню я тот час,
Когда рассвет окрасил небо,
Когда взошла душа туда,
Где никто из живых не был,
Когда ты тихо умерла.....

Темный камень,Красный лед,
Сердце обручем скует.
И тревога,треволнения,
Не стоит пальца шевеленья.
Погаснет небо,гаснет взор,
На окнах пишет свой узор.
Вода по камню,вода вниз,
Стучит и льется на карниз,
Хладный воздух,черный лед,
Этот шторм тебя убьет.
Эта буря,что гремела,
Где-то там,да вдалеке.
Эта роща,что шумела,
На иссохшийся реке.
Этот ветер,что проносит,
Мимо лик,да в облаках.
Этот ливень,что уносит,
Мимо свет да в потрохах.
Этот лес,что рос над нами,
Гнили древа здесь веками.
И только вечность,только сон,
Когд теперь прервется он?....

В тишине пустого дома,
В пыльных окнах чердака,
Расцвела сирень и роза,
И краса на них одна.

Шуршат их тихо листья,
Корни требуют воды,
Только нет хозяев в доме,
Они давно уже мертвы.

Их могилы скрылись в травах,
На склепе плесень поросла,
Кости,плоть и вся отрава,
Что жизнь на розе принесла.

Безгрешен был отец героя,
Он добрым слыл,не тронул роя,
Что рядом с домом в роще жил.
Рой-защитник ,вечен был...

...Пока сирень не зацвела,
Пока не распустилась роза,
Любовь и радость там была,
И под окном росла мимоза.

Недолог был их жизни путь.
Они присели отдохнуть,
Лишь только на минуту,
Но зла сирень,прогнила роза,
И жаждут крови их прекрасные цветы.

Сирень цвела...и убивала,
Тянув из плоти жизни сок.
Роза ела,процветала,
Так и не выучив урок.

Рой проснулся,заметался,
Загудели ульи все.
Лишь один из них остался,
Остальные-все в земле.

Много пчел погибло в пруде,
Много сгинуло навек,
Но те кто выжил-подобно груде,
Волновались:Человек?

А лежал он под березой,
Под обструганной корой,
Лежал на гибнущей мимозе,
Между небом и землей.

Его глаза пусты остались,
Давно огонь в зрачках погас,
Они с женой теперь расстались,
И слышит их один пегас.

Рой взъярился,зажжужал,
Пчелы бились в скалы стен,
Один из них-шмеленок черный,
Пролетел в трубу печи....

Долго пчелы убивали,
Долго мучили сирень,
Долго розу жалом рвали,
Очень долго длился день...

В тишине пустого дома,
В пыльных окнах чердака
Меж пыли от стен и пола,
Поднималася река.

Несла цветы,незримо,тихо,
Словно не было воды.
Гуляет там пустое эхо:
Где вы,где-мои цветы?....

Голоса

Я слышу их, как шорох травы под камнем, я слышу их, как дрожь мертвеца под могильной плитой. Я слышу их крики, слышу их зовущие голоса....они манят меня из туманного Ничто, чуть покачиваясь в стелющейся над водой дымке, приглашая присесть и согреться...вместе с ними...у негорящего костра.
Я знаю, что то лишь гниль моего воображения, тревожно озирающегося в предрассветной тьме. Я вскакиваю и кричу, раздирая бездну сонмом ночных кошмаров. Из армии отвратительных видений, что преследуют меня когда я закрываю глаза, сильнее одно всех прочих.
Я стою на обрыва краю, смотря на дымящиеся руины домов, на сожженые поля, на пересохшие русла жизней, погребенных под крутыми берегами. И я слышу, как зовут меня, цепляются за меня острыми когтями своими мои виденья, как тащат за собой в бездонный колодец отчаяния, рвут на части целое мыслей моих.
И становлюсь я подобен реке, воде текущей на кронами древ на кровавой земле. Шумят их ветви, алчно цепляясь за ноги мои, горят их глаза нестерпимой ненавистью к живому всему. И я растекаюсь, разделяюсь на мириады частиц, чтобы никогда не соединиться вновь. Часть меня уходит, отвернув лик, чтобы не видеть только этого ужаса, другая часть моя раздираема голосами; голосами тех, что покинув мир, не остался мертвым в своих могилах. Они зовут меня, манят из своей пропасти, нашептывают... их руки тянутся все ближе и ближе....я вжимаюсь в острый угол кровати, закрываю лицо, но....но пальцы их отрывают мой разум и вгрызаются в него острыми клыками.
Я проспаюсь,заходясь в крике, в холодном поту. За окном-сумерки перед восходом солнца, тихо качаются ветви деревьев, ручей мелодично журчит у стен дома. Я в ужасе вскакиваю, потому что вижу, как за окном полусмутные их силуэты манят и зовут, приглашая в холодные объятия. И за спинами их, я вижу огонь костра. Костра, который никогда не горел и не загорится. И голоса их терзают меня. Я сжимаю голову, тяжело дыша, но разум не желает покоя. Он бурлит водопадом, каскадом ниспадает в безумье...и за окном-тишина...

На другом берегу реки, на другой стороне света, меж желтых берегов Стикса и его темных, загадочных вод, я встретил свой меч. И его голос повел меня под темными сводами зеленых куполов, под арками изукрашенных башен, и под их мрачным дождем.
Под ливня потоками, ступил я на благословенную землю, узрев пылающую землю, полыхающую в лучах трех солнц. Их свет, губительный для мертвецов прошлого, павших войнов своих заблуждений, живителен для богов, хранящих этот край. Он воспитал в себе сотни, тысячи ангелов божьих, напоил их своей кровью и отпустил в легчайший поток.
И вознеслись ангелы над бескрайними просторами, купаясь в рассвете. Люди с улыбкой смотрели наверх, а я молча сидел на придорожном камне и вертел меч в руках. От него шла атмосфера радости и предвкушения чего-то большего, чем все надежды мира взятые вместе.
Пепел кружился надо мной, порхали ласточки, предвещая бурю. Меч в моих руках зазвенел, как камертон, и вырвавшись, взлетел вверх. Я удивленно поднял голову и увидел смеющееся дитя божье, небрежно держащее оружие за лезвие. и крохотные ручейки крови стекали в Стикс, питая его божественной силой. И хмурый Харон не смог сдержать улыбки, сжимая свой изъеденный червями посох.
Меч не принадлежал никому, кроме себя. У него небыло и не могло быть хозяина, однако он по доброй воле нашел своего отца...Я покачал головой и тоже взмыл к Ним, рассекая лучи, подобно клинку. И чистый смех лился сверху..

Черный Ангел, я иду, сквозь дождь и бурю я найду,
Тебя, ты слышишь друг, Хранитель мой? Я сквозь снег,
Сквозь боль и слезы, ветер сквозь и сквозь березы.
Я иду, Хранитель мой, демон мой и мой Спаситель,
Ты отрада, ты крылат, о небесный искуситель!
Черный Ангел, я иду, пусть тебя в себе найду.
Пусть приснятся снег и грозы, пусть плетет в углу паук,
Пусть невинны мои грезы, но я тверд, речной бамбук.
Слышишь, Ангел, я лечу, сквозь жар пустынь, и хлад морозов,
Хранитель мой, и страж прегрозный, я птицей стал,
И я прекрасен, Ангел мой, и больше нет угрозы!

Бой с тенью

Тихое туманное утро раскинуло свои нежные крылья над просыпающимся лесом. Первые пернатые вестники рассвета, запели свою песню, будя заснувших обитателей лесных трущоб. Проснулась горная пантера, изящно потянувшись после тревожного сна. Проснулись кролики и зайцы, чуть поводя ушами в недоумении от столь раннего пробуждения. Крикнула сойка. И в едва только зарождающемся свете старого солнца, в его теплых лучах, вместе с частицами росы и пыли, витала неведомая пока тревога.
Промеж высококих и гордых древ, нес свою стражу ясноокий эльф. Его верноый лук - безжалостное оружие Мудрых, спокойно висел на спине, чуть блестя каплями влаги после вчерашнего дождя. Проштая мехом накидка воина отсырела и волочилась по земле, собирая упавшую хвою и мелкие листики. Эльф устало протер глаза, всматриваясь в просвет. Уже третью неделю он нес свой пост. Третью неделю и второй день недели четвертой он хранил священный покой детей чащи.
И каждый из этих дней, каждую секунду, каждый миг этих секунд, ему казалось, что чья-то тень, словно птица, порхает вдалеке. Солнце проснулось, и радостно показалось из-за горизонта. Его прямые лучи разогнали мрак, и принесли столь долгожданное тепло. Эльф легонько вздохнул, и вытянув руки к светилу, потер их, пытаясь согреть. Колча со стрелами тихонько звякнул первязью, вспугнув осторожную белку, что сидела на верхних ветвях.
Все тяжелее было сохранять бдительность. Гудели и ныли натруженные ноги, оружие тяготило плечи. Ясноокий скинул лук, и подобрав ноги под себя, сел на землю, прислонившись к стволу. Прекарасные темные волосы, ниспадающие горным водопадом, поблекли и спутались. кожа задубела и обветрилась от постоянного пребывания под непогодой.
Эль чуствовал все нарастающую усталость. Глаза закрывались сами собой. Тяжелые веки не желали повиноваться, то и дело опускаясь. Мудрый лишь скривился, привычно отбросив прядь со лба, и вновь устремил вгзляд туда, в тающий туман. Слух уже начал отказывать, любой шорох казался клацаньем сапогов по камням. И внезапно, там, впереди, раздался очередной шорох. Эльф насторожился, прищурив глаза, и стряхивая накатывающий сон. Снова шорох. Ещё один. Кто-то крался, не желая выдавать своего присутствия .
Лук слетел с плеч, пальцы сами, уже привычно, извлекли из колчана стрелу, и вложили на упругую тетиву. Птицы замолчали. Тревога становилась всё невыносимее, заставляя храброго сердцем крепче сжимать зубы. Послышались шаги. Неторопливые
и уверенные. Некто шел так, словно имел право находиться здесь и сейчас, в обители эльфов, среди их домов. Ясноокий поднялся. Руки натянули лук. Наконечник стрелы смотрел в сторону незнакомца, чуть подрагивая.
Ветви раздвинулись. Все звуки умерли. Мудрый широко раскрыл глаза, и выставив вперед одну ногу, принотовился стрелять. И навстречу ему, спокойно и неторопясь, вышла....тень. Она не имела облика. Она не имела глаза, рта и носа. Это было лишь бесформенное облако, покрытое мраком. И состоящее из одного только мрака.
Оба смотрели друг на друга. Эльф замер, пораженный. Застыла и тень, чуть мерця изнутри белым светом. Пальцы дрогули, и лук, меткий и крепкий лук, опустился. Стрела со звоном выпала из разом оббесилевших рук. Голова поникла, и тело медленно опустилось в слякотную грязь, пачкая чудесную, тонко шитую одежду. Тень чуть качнулась, и когда высокий воин упал, будто бы удовлетворенное, растворилось.
И над лесом повисла тишина.